Девушка развернулась и, выбежав из дома, встала на пороге, рассматривая пустыню. И, конечно же, она увидела их – ряд насекомых, уносившихся прочь, словно они убегали от стихийного бедствия.
Или от армии.
Селезе с колотящимся сердцем медленно обернулась, опасаясь увидеть, что происходит. Она посмотрела в другую сторону, туда, откуда бежали насекомые, и в горле у нее пересохло – горизонт был черным от большого количества людей. Они появились, как целая планета, направляющаяся прямо в их деревню, представляя собою огромную разрушительную силу. Насекомые были мудрыми – они знали, когда пришло время спасаться бегством.
Ее деревня, жители которой все еще спали, находилась прямо у них на пути. Селезе была единственной, кто уже поднялся.
Девушка быстро побежала по городской площади, взобралась на ступеньки и начала звонить в городской колокол снова и снова, изо всех сил дергая грубую веревку. Город медленно просыпался, люди выходили из своих домов в полудреме, глядя на нее так, словно она сошла с ума.
Селезе указала на горизонт.
«Армия!» – крикнула она.
Наконец, жители обернулись и посмотрели вдаль, и испуганные выражения их лиц сказали ей, что они тоже увидели приближающуюся армию. Поднялись перепуганные крики, когда все больше люди начали выбегать из своих домов. В городе началась паника, когда люди стали спасаться бегством, покидая это место.
Сердце Селезе неистово колотилось, когда она увидела, что армия бросилась к ним, набирая скорость. Ее первым инстинктом было развернуться и убежать вместе с другими, но девушка заставила себя сначала побежать от одного дома к другому по всей деревне, чтобы убедиться в том, что все жители проснулись и осознали, что происходит. Она разбудила несколько семей, помогла детям собрать их вещи и спасла больше жизней, чем смогла бы сосчитать.
Наконец, позаботившись обо всех, Селезе и сама приготовиться убежать. Она направилась к своему собственному дому, чтобы забрать свой мешок, но затем поняла, что времени на это у нее нет. Ей придется оставить свои вещи позади, если она хочет выжить.
Селезе развернулась и выбежала через городские ворота вместе с другими жителями, присоединившись к массовому исходу. Они побежали через пустырь, под палящим оранжевым небом, направляясь на север. Куда-то в направлении Силесии.
И туда, как молилась девушка, где находится Рис.
Годфри сидел, сгорбившись, за столом в захудалом пабе в забытой части Саварии в окружении Акорта и Фальтона и сделал очередной большой глоток, наслаждаясь крепким элем этого города. Он допил его, поставив четвертую кружку пенящегося красного эля, который сразу же ударил ему в голову. Он был потрясен цветами этого места – все в этом городе было красным – от наряда бармена до столов и стульев. Красным был даже эль. От этого у него начиналась кружиться голова. От этого или от пива.
Но едва ли это волновало Годфри больше всего. Уткнувшись головой в барную стойку вместе со своими соотечественниками, он пытался забыть о своих бедах, забыть о скорой войне. Больше всего Годфри ненавидел самого себя. Он знал, что должен находиться подальше отсюда, поддерживая сестру и брата, быть вместе с остальными, делая все возможное для того, чтобы защитить город. Но он просто не мог заставить себя сделать это. С самой юности Годфри вел себя именно так – когда наступали сложные времена, он был не в состоянии встретиться с ними лицом к лицу. Вместо этого молодой человек он уходил в пивную и топил свое горе в эле.
Просто в отличие от других Годфри был сделан из совершенно другого материала, хотя он и хотел бы измениться. Когда он оказывался разбитым, то вместо того, чтобы быть храбрым, как Кендрик, Рис или Гвендолин, он слишком поддавался панике, чтобы предпринимать какие-либо действия. Вместо того чтобы противостоять трудностям, Годфри старался избегать их в надежде на то, что они пройдут сами собой. Время от времени, после нескольких крепких напитков, ему удавалось убедить себя в том, что все будет в порядке, что ему нет необходимости испытывать свое мужество в бедах мира – это он может оставить для других.
Но на этот раз Годфри казалось, что все по-другому. На этот раз он знал, что ничего не будет в порядке. Он был здесь, в этом чужом городе, в этой чужой пивной, когда все вот-вот изменится навсегда. Его старые проторенные земли, королевский двор, старые знакомые ему улочки, старый район, старые пабы – все, что он знал, будет стерто с лица земли. Совсем скоро ничто уже не будет прежним. Скоро за ними сюда, в это место, явится смерть.
Щит пал. Он все еще не мог этого понять. Это всегда было самым большим страхом всех и каждого, еще с тех пор, когда Годфри был ребенком, а теперь это стало явью. Годфри знал, что особенно в такое время как сейчас ему не следует пить, что он должен держаться прямо, быть мужчиной, поспешить на улицу и присоединиться к своим сестре, брату и всем остальным, противостоять опасности, надвигающейся на ворота. Он знал, что ему следовало бы быть большим мужчиной. И Годфри знал, что пообещал сестре никогда больше не пить.
Он был противен сам себе. Тем не менее, хотя он по-прежнему хотел стать другим человеком, его поразили страх и бездеятельность. Годфри просто не мог заставить себя подняться, выйти туда и делать то, в чем они нуждались. Он не был обученным воином, как его братья. Он никогда не занимался уроками в детстве, всегда отказываясь подчиняться своему отцу. У него на самом деле не было никакого настоящего умения в жизни. Годфри знал только, какие пабы посещать и какую плохую компанию выбрать.